На могилы, рвы, канавы, На клубки колючки ржавой, На поля, холмы--дырявой, Изувеченной земли, На болотный лес корявый, На кусты-снега легли. И густой поземкой белой Ветер поле заволок. Вьюга в трубах обгорелых Загудела у дорог. И в снегах непроходимых Эти мирные края В эту памятную зиму Орудийным пахли дымом, Не людским дымком жилья. И в лесах, на мерзлой груде, По землянкам без огней, Возле танков и орудий И простуженных коней На войне встречали люди Долгий счет ночей и дней. |
On the mounds of graves, on ditches, On half-rusted barbed-wire stretches, On the hills, on open patches Of the mangled countryside, In the marshy woods, on bushes-- See the snows of wintertide. And the ground-wind swathes the meadows In a white, impervious shroud; Blizzards boom in gutted chimneys Down along the empty road. Locked in snowdrifts quite impassable, These once quiet and peaceful lands All this winter unforgettable Reeked of smoke from guns innumerable, Not of smoke from ingle brands. And in dug-outs with no heating, In the woods, on icy snows, By their tanks and field-guns waiting While the patient horses froze, Soldiers learnt the tedious wartime Count of endless nights and days. |
И лихой, нещадной стужи Не бранили, как ни зла: Лишь бы немцу было хуже, О себе ли речь там шла! И желал наш добрый парень: Пусть померзнет немец-барин, Немец-барин не привык, Русский стерпит-он мужик. Шумным хлопом рукавичным, Топотней по целине Спозаранку день обычный Начинался на войне. Чуть вился дымок несмелый, Оживал костер с трудом, В закоптелый бак гремела Из ведра вода со льдом. Утомленные ночлегом, Шли бойцы из всех берлог Греться бегом, мыться снегом, Снегом жестким, как песок. А потом-гуськом по стежке, Соблюдая свой черед, Котелки забрав и ложки, К кухням шел за взводом взвод. Суп досыта, чай до пота,- Жизнь как жизнь. И опять война-работа: -- Становись! |
Yet the cold, however evil, None of them saw fit to curse, Just as long as Fritz was finding Things considerably worse. For the lads were thinking: please, Let the German lordling freeze. Fritz won't find it very pleasant, Ours can take it-he's a peasant. Army mittens loudly slapping, Tramp of boots on fallow ground- Every routine day in wartime Started with those early sounds. Lazy wisps of smoke upcurling, Flames fanned up from embers pale.... Into sooty cauldron tumbled Ice and water from the pail. Underslept and tired, the soldiers Crawl from lairs on every hand, Run for warmth, and wash themselves in Snow as harsh and dry as sand. Then they file along the footpath In strict order, taking turns, Spoons and mess-tins at the ready, For the kitchens, by platoons. Full of soup, with hot tea sweating- War or no war, men must eat. Then it's back to routine duties- "On your feet!" |
Вслед за ротой на опушку Теркин движется с катушкой, Разворачивает снасть,-- Приказали делать связь. Рота головы пригнула. Снег чернеет от огня. . Теркин крутит:--Тула, Тула! Тула, слышишь ты меня? Подмигнув бойцам украдкой: Мол, у нас да не пойдет,-- Дунул в трубку для порядку, Командиру подает. Командиру все в привычку,-- Голос в горсточку, как спичку Трубку книзу, лег бочком, Чтоб поземкой не задуло. Все в порядке. -- Тула, Тула, Помогите огоньком... Не -расскажешь, не опишешь, Что за жизнь, когда в бою За чужим огнем расслышишь Артиллерию свою. Воздух круто завивая, С недалекой огневой Ахнет, ахнет полковая, Запоет над головой. А с позиций отдаленных, Сразу будто бы не в лад, Ухнет вдруг дивизионной Доброй матушки снаряд. И пойдет, пойдет на славу, Как из горна, жаром дуть, С воем, с визгом шепелявым Расчищать пехоте путь, Бить, ломать и жечь в окружку. Деревушка? -- Деревушку. Дом--так дом. Блиндаж--блиндаж. Врешь, не высидишь--отдашь! |
Following his unit, Tyorkin With a drum of wire is working, In accordance with instructions Laying down communications. All the Company keep their heads down. Black the snow with enemy fire. Tyorkin cranks the handle: "Tula, Tula, Tula, are you there?" He winks slyly at his comrades: "Thought you said it wouldn't go!" Blows discreetly down the mouthpiece, Passes it to the CO. And the CO, practiced, calm, Cups his voice inside his palm, Like a match, lies low for cover, Back turned to the icy breeze. Yes, it's working! "Tula, please, Send a bit of barrage over!" There's no telling, no describing What it feels like when you hear Your own guns above the enemy's, Thundering, booming in the rear. From the regimental gun lines Not so very far away, Shells come whizzing steeply upwards, Sighing, singing on their way. From the grand old parent unit, Out of tune with all the rest, Comes a whoosh! as the Division Sends one over of the best. On to glory it goes sailing, On, to breathe its flames of wrath, Howling, keening, whining, wailing, Clearing for the troops a path, All around it smashing, burning, Villages to rubble turning, Hamlet, house, or parapet... Useless-you'll surrender yet! |
А еще остался кто там, Запорошенный песком? Погоди, встает пехота, Дай достать тебя штыком. Вслед за ротою стрелковой Теркин дальше тянет провод. Взвод -- за валом огневым, Теркин с ходу -- вслед за взводом, Топит провод, точно в воду, Жив-здоров и невредим. Вдруг из кустиков корявых, Взрытых, вспаханных кругом,-- Чох!-снаряд за вспышкой ржавой. Теркин тотчас в снег --ничком. Вдался вглубь, лежит -- не дышит, Сам не знает: жив, убит? Всей спиной, всей кожей слышит, Как снаряд в снегу шипит... Хвост овечий --сердце бьется. Расстается с телом дух. "Что ж он, черт, лежит -- не рвется, Ждать мне больше недосуг". Приподнялся -- глянул косо. Он почти у самых ног -- Гладкий, круглый, тупоносый, И над ним -- сырой дымок. Сколько б душ рванул на выброс Вот такой дурак слепой Неизвестного калибра -- С поросенка на убой. Оглянулся воровато, Подивился -- смех и грех: Все кругом лежат ребята, Закопавшись носом в снег. |
Is there someone lying low there, Covered by a shower of grit? Wait until our lads with bayonets Come and get you out of it! And the men go into action With the barrage for protection, Tyorkin bringing up behind; Seemingly inviolable, Carefully unreeling cable, As a fisherman his line. Rusty flash among the bushes On the shell-torn, pitted ground, And a shell lands with a wallop. Tyorkin hits the snow face down, Burrows deep and lies, scarce breathing. Still alive? He doesn't know. Gooseflesh at the sound of something Hissing near him in the snow. Craven panic. Heart thumps wildly. Soul and flesh part company. "Won't the blasted thing go off, then? Can't lie here all day," thinks he. Half-erect, he twists his head round. Yes-just by his feet-it's there! Round and smooth and snubby-snouted, Smoking damply in the air. Many souls could be sent packing By that blind and stupid beast Of the calibre uncertain, Like a piglet for a feast. Tyorkin warily looks round him, Bursts out laughing. What d'you know! All the lads are lying round him With their faces in the snow. |
Теркин встал, такой ли ухарь, Отряхнулся, принял вид: -- Хватит, хлопцы, землю нюхать, Не годится, -- говорит. Сам стоит с воронкой рядом И у хлопцев на виду, Обратясь к тому снаряду, Справил малую нужду... Видит Теркин погребушку -- Не оттуда ль пушка бьет? Передал бойцам катушку: -- Вы -- вперед. А я -- в обход. С ходу двинул в дверь гранатой. Спрыгнул вниз, пропал в дыму. -- Офицеры и солдаты, Выходи по одному!.. Тишина. Полоска света. Что там дальше -- поглядим. Никого, похоже, нету. Никого. И я один. Гул разрывов, словно в бочке, Отдается в глубине. Дело дрянь: другие точки Бьют по занятой. По мне. Бьют неплохо, спору нету. Добрым словом помяни Хоть за то, что погреб этот Прочно сделали они. Прочно сделали, надежно -- Тут не то что воевать, Тут, ребята, чай пить можно, Стенгазету выпускать. |
Up gets Tyorkin, dusts the snow off With a most superior air. "No use groveling on the ground, lads, That won't get you anywhere." There he stands beside a crater And, in full view of them all, Turns towards the shell close by him, And obeys a natural call.... Tyorkin spots a kind of cellar: That's the gun-site there, maybe. Gives his mates the coil. "Keep moving, While I double round," says he. Then he lobs one through the doorway. Smoke and dust hide him from view. "German officers and rankers, Come out singly, all of you!" Silence. Strip of light below there. Better look inside and see. Not a sign of anybody. Not a soul in here. Just me. Then the cellar, like a barrel, Booms, reverberates within. This is bad. One gun-site taken, Now there's others ranging in.... Bang on target! Must admit it- Give Fritz credit where it's due- When he built this place, he made it To withstand a thing or two. Yes, he built it good and solid, Not for fighting in at all. You could organize a buffet, Run off news-sheets for the wall. |
Осмотрелся, точно в хате: Печка теплая в углу, Вдоль стены идут полати, Банки, склянки на полу. Непривычный, непохожий Дух обжитого жилья: Табаку, одежи, кожи И солдатского белья. Снова сунутся? Ну что же, В обороне нынче -- я... На прицеле вход и выход, Две гранаты под рукой. Смолк огонь. И стало тихо. И идут -- один, другой... Теркин, стой. Дыши ровнее. Теркин, ближе подпусти. Теркин, целься. Бей вернее, Теркин. Сердце, не части. Рассказать бы вам, ребята, Хоть не верь глазам своим, Как немецкого солдата В двух шагах видал живым. Подходил он в чем-то белом, Наклонившись от огня, И как будто дело делал: Шел ко мне -- убить меня. В этот ровик,точно с печки, Стал спускаться на заду... Теркин, друг, не дай осечки. Пропадешь, -- имей в виду. За секунду до разрыва, Знать, хотел подать пример: Прямо в ровик спрыгнул живо В полушубке офицер. |
Cosy as a country cottage, Corner stove still warm, what's more; Bunks along the wall for sleeping, Jars and bottles on the floor. Never seen a dug-out like it; Smells so warm and lived-in here.... Piles of clothes, tobacco, leather, Army issue underwear.... Will they sneak back in? All right, then, I'm the one in charge this time. Tommy-gun aimed at the doorway, Two grenades to hand, both primed.... No more shelling. Sudden silence. Here's the first ... one more behind.... Tyorkin, steady. Take it easy. Tyorkin, wait--don't fire in haste. Tyorkin, aim. Don't miss the target, Tyorkin. Heart, don't beat so fast. I could scarce believe my eyes, lads, But it happened, true enough: There I saw a German soldier Large as life two paces off! Wearing something white, and charging Under fire with lowered head-- Evidently meaning business-- In a word--to shoot me dead. As from off the stove in winter, Down he slid on his behind.... Tyorkin, chum, you mustn't miss him, Else you're sunk--bear that in mind. Just before the bang resounded-- Showing leadership, that's clear, Down into the ditch there bounded, Sheepskin-clad, an officer. |
И поднялся незадетый, Цельный. Ждем за косяком. Офицер -- из пистолета, Теркин -- в мягкое -- штыком. Сам присел, присел тихонько. Повело его легонько. Тронул правое плечо. Ранен. Мокро. Горячо. И рукой коснулся пола: Кровь, -- чужая иль своя? Тут как даст вблизи тяжелый, Аж подвинулась земля! Вслед за ним другой ударил, И темнее стало вдруг. "Это -- наши, -- понял парень, -- Наши бьют, -- теперь каюк". Оглушенный тяжким гулом, Теркин никнет головой. Тула, Тула, что ж ты, Тула, Тут же свой боец живой. Он сидит за стенкой дзота, Кровь течет, рукав набряк. Тула, Тула, неохота Помирать ему вот так. На полу в холодной яме Неохота нипочем Гибнуть с мокрыми ногами, Со своим больным плечом. Жалко жизни той, приманки, Малость хочется пожить, Хоть погреться на лежанке, Хоть портянки просушить... Теркин сник. Тоска согнула. Тула, Тула... Что ж ты, Тула? Тула, Тула. Это ж я... Тула... Родина моя!.. |
Quite unscathed, up leapt the German. Dodge behind the door and wait! As the other fired his pistol, Tyorkin used his bayonet, And he sank, sank very slowly, Sitting down somewhat askew, And he felt his right-hand shoulder. Wounded. Warm. And sticky, too. Then he touched the ground beside him. Blood. But whose blood? Goodness knows! Then a heavy shell exploded, And the earth shook. That was close! Then a second heavy landed. All went darker than before. "Our artillery," thought Tyorkin. "Now you've had it, mate, for sure!" Deafened by the racket, Tyorkin Bows his head in sheer despair. Tula, Tula, why d'you do it, When there's one of yours down here? On the dug-out floor he huddles, Arm limp, bleeding steadily. Tula, Tula, calling Tula, This is not a way to die. Shivering in this blighted hell-hole, What a useless way to go, With a badly wounded shoulder, And with both your feet wet through. Leaving this sweet life so early, When you'd like a bit more time, Just to dry out on the stove-shelf, Drape your puttees on the line. Tyorkin hangs his head, despairing. Tula, what's come over you? Tula, Tula, Tyorkin calling... Tula.... Hometown, where are you? |
А тем часом издалека, Глухо, как из-под земли, Ровный, дружный, тяжкий рокот Надвигался, рос. С востока Танки шли. Низкогрудый, плоскодонный, Отягченный сам собой, С пушкой, в душу наведенной, Страшен танк, идущий в бой. А за грохотом и громом, За броней стальной сидят, По местам сидят, как дома, Трое-четверо знакомых Наших стриженых ребят. И пускай в бою впервые, Но ребята -- свет пройди. Ловят в щели смотровые Кромку поля впереди. Видят -- вздыбился разбитый, Развороченный накат. Крепко бито. Цель накрыта. Ну, а вдруг как там сидят! Может быть, притих до срока У орудия расчет? Развернись машина боком -- Бронебойным припечет. Или немец с автоматом, Лезть наружу не дурак, Там следит за нашим братом, Выжидает. Как не так. |
Meanwhile, with a distant growling, Muffled, as if underground, With a steady, thunderous rolling From the East the tanks came crawling Westward bound. Squat, flat-chested and flat-bottomed, Into battle rolls the tank, Terrible to see--its cannon Aiming at your soul point-blank. And, behind the armor plating And the din, quite snug in there, You might see them in their places, You might recognize their faces-- Three or four with close-cropped hair. Though it's their first taste of action, They're not worried--not a bit, Scanning the terrain before them Through the narrow viewing slit. And they see the shattered roof-beams Sticking up into the air. Knocked for six. Objective dealt with. Any signs of life down there? Is the gun-crew simply shamming, Lying doggo for a spell? Don't swing sideways--they could slam us With an armor-piercing shell. Maybe with a sub-machine gun Fritz is down there, lying low, Following our movements, waiting For the moment.... Who's to know? |
Двое вслед за командиром Вниз -- с гранатой -- вдоль стены. Тишина. -- Углы темны... -- Хлопцы, занята квартира, -- Слышат вдруг из глубины. Не обман, не вражьи шутки, Голос впоавдашный, родной: -- Пособите. Вот уж сутки Точка данная за мной... В темноте, в углу каморки, На полу боец в крови. Кто такой? Но смолкнул Теркин, Как там хочешь, так зови. Он лежит с лицом землистым, Не моргнет, хоть глаз коли. В самый срок его танкисты Подобрали, повезли. Шла машина в снежной дымке, Ехал Теркин без дорог. И держал его в обнимку Хлопец -- башенный стрелок. Укрывал своей одежой, Грел дыханьем. Не беда, Что в глаза его, быть может, Не увидит никогда... Свет пройди, --нигде не сыщешь, Не случалось видеть мне Дружбы той святей и чище, Что бывает на войне. |
Two men follow their commander With grenades along the wall. Dark inside. No sound at all. "Sorry, lads, this flat's been taken," Someone there is heard to call. That's no trick or hanky-panky. But a real live Russian voice. "I've held out a day and night here. Come on, lend a hand, you boys!" In the darkness in the corner Lies a soldier drenched in blood. Who is he? He doesn't answer. Useless trying--it's no good. Ashen-faced, he lies unmoving, Doesn't even blink an eye. In the nick of time they found him, Hauled him in, drove him away. Through a mist of snow they traveled, Not a sign of roads or farms. One of them, the turret-gunner, Cradled Tyorkin in his arms. Draped his sheepskin round him, warmed him With his breath, and felt no pain At the thought of never setting Eyes upon this man again.... I could search the wide world over All my living days, before I would see a thing more holy Than the comradeship of war. |
The Accordion see also: Biography of Aleksandr Tvardovsky |